ПЕРЕСВЕТ И ОСЛЯБЯ
Весьма вероятная недостоверность свидетельства "Сказания о Мамаевом побоище" о свидании Дмитрия Донского и Сергия Радонежского перед Куликовской битвой, а тем более его "подробностях", бросает тень и на предание об участии в сражении двух монахов Троице-Сергиева монастыря: Пересвета и Осляби, а тем самым и на знаменитый поединок Пересвета с Челубеем.
Подробный рассказ об этом поединке дошёл до нас только в Сказании -- источнике позднем и изобилующим недостоверными и непроверяемыми сведениями. Как уже указывалось, поединок описывается различно разными списками Сказания. Противник Пересвета называется то просто "печенегом", то "Темир-мурзой" (Киприановская редакция), то Таврулом, то, наконец, Челубеем (Челебей, Телебей) в редакциях "Синопсиса" и лубочных изданий (XVII-XIX века). Всё это не прибавляет доверия к источнику. Косвенным аргументом в пользу недостоверности эпизода может служить и то, что ни ордынская, ни русская военные истории не знают традиции поединков перед битвой. Поединки, как и прочие проявления "личного мужества", прямо запрещались "Ясой" Чингисхана, превыше всего ставившей дисциплину в монгольских войсках. Как свод "традиционного" монгольского права "Яса", разумеется, утратила значение после исламизации Орды, но как воинский устав сохраняла свою авторитетность. Об этом согласно говорят авторы восточных хроник и европейские путешественники, оставившие записки о "татарах". На войско противника обрушивался стремительный удар конной лавы, а если натиск был остановлен, лава откатывалась, перестраивалась и повторяла атаку. Особенно строго ордынские военачальники следили за тем, чтобы никто не разрывал строй. Виновных ожидала смертная казнь. Русские летописи во всей своей совокупности также не содержат сведений ни об одном поединке, за исключением легендарных поединков Никиты Кожемяки с печенегом и Мстислава с Редедёй в Повести временных лет. Поединки на Руси существовали исключительно в сфере судопроизводства ("поле"). Краткая и Пространная летописная повести говорят о стремительном начале битвы, которой не предшествовала никакая "разминка". Алексанр Пересвет в них упоминается в числе убитых и назван бывшим брянским боярином. Наконец, имён Пересвета и Осляби нет в Троицком синодике, а они должны были бы быть включены в него, если бы действительно являлись монахами Троице-Сергиева монастыря [Никитин, 19].Помимо Сказания, Пересвет и Ослябя фигурируют также в Задонщине, называющей их "чернецами". Но ни о каком поединке Задонщина не сообщает. Пересвет и Ослябя представлены в ней воинами, участвовавшими в сражении в течении достаточно долгого времени. При этом фрагменты, посвящённые Пересвету, рисуют его скорее в облике "былинного богатыря", нежели монаха:"Хоробрыи Пересвет поскакиваеть на своемь вещем сивце, свистомь поля перегороди, а ркучи таково слово: "Лучши бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели намъ от поганыхъ положеным пасти". И реч[е] Ослебя брату своему Пересвету: "Уже, брате, вижю раны на с[е]рдци твоемь тяжки. Уже твоеи главе пасти на сырую землю на белую ковылу моему чаду Иякову..."" [К-Б], "Пересвет поскакивает на борзе кони, а злаченым доспехомъ посвечиваше. [...] И молвяше брат его Ослабе черънецъ: "Брате Пересвет, вижу на тели твоем раны, уже голове твоеи летети на траву ковыл[ь], а чаду моему Якову на ковыли земли не лежати на поли Куликове..."" [И-1], "Тако бо Пересвет поскакивает на своем добре коне, а злаченым доспехом посвельчивает. [...] И молвяше Ослябя чернец своему брату Пересвету старцу: "Брате Пересвете, вижу на теле твоем раны великия, уже, брате, летети гл[а]ве твоеи на траву ковыль, а чаду твоему Иякову лежати на зелене ковыле траве на поле Куликове на речьке Напряде..." [У]. Никакой схимы с нашитыми крестами, упоминаемой в Сказании! Видно также, что в наиболее раннем списке Задонщины [К-Б] даже не упоминается о "чернечестве" братьев, и что под пером редакторов и переписчиков сын Осляби Яков постепенно превращается в сына Пересвета, фигурирующего впоследствии в Сказании...
Итак, из всего вышеизложенного видно, как неизвестная ранним источникам и Житию Сергия Радонежского (первая половина XV века) легенда впервые фиксируется в 60-80 гг. XV века в "Задонщине", ещё ничего не знающей о поединке, но уже называющей Пересвета и Ослябю "чернецами", и наконец расцветает пышным цветом в самом начале XVI в. в "Сказании о Мамаевом побоище", впоследствии, на протяжении XVII-XIX веков, расцвечиваясь всё новыми и новыми подробностями. Следует ли, однако, на этом основании усомниться в историчности самих имён Пересвета и Осляби? Что нам вообще о них известно?
Александр Пересвет упомянут в списке убитых уже в Краткой летописной повести. В Пространной летописной повести он назван бывшим брянским боярином (очевидно, перешедшим на службу к великому князю Московскому вместе со своим сюзереном -- князем Дмитрием Брянским). В Распространённой редакции Сказания он назван "чернецом любочанином". Если его гибель на поле боя фиксируется всеми источниками, то о судьбе его брата Осляби ничего не известно. Он выступает, фактически, в качестве статиста. С.К. Шамбинаго, разбирая в своё время акты местнических споров между монахом Геннадием Бутурлиным и М.Б. Плещеевым в 1390-93 годах, обнаружил, что Андрей Ослябя был в это время ещё жив и служил боярином при дворе митрополита Киприана, т.е. не был монахом, ибо монашеский сан несовместим с боярством [Шамбинаго, 1. Стр. 177]. Монашество он принял позднее, о чём свидетельствует статья 1398 г. Московского летописного свода конца XV века [ПСРЛ т. 25], где сказано, что великий князь Василий Дмитриевич послал в осаждавшийся турками Царьград"много серебра и милостыню с черньцомъ Родионом Ослебятемъ, иже прежде былъ боярин Любутьскы". Т.о. Пересвет и Ослябя происходили из Любутска в Брянском княжестве и в 1380 г. монахами не были. В Куликовской битве они и сын Осляби Яков, судя по "Задонщине", погибший в сражении, участвовали в составе дружины князя Дмитрия Ольгердовича, сидевшего в пожалованном ему Переяславле Залесском. Спустя годы после сражения Андрей Ослябя принял монашество под именем Иродион и нет никаких данных, что это произошло именно в Троице-Сергиевой лавре.
В.А. Кучкин в статье "Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы" [Церковь, общество и государство в феодальной России. М. 1990] выдвинул против этого возражения, считая имя Андрей монашеским именем Осляби на основании того, что в подтвердительной грамоте 1483 г. о совершении обмена между великим князем Василием Дмитриевичем и митрополитом Киприаном г. Алексина на слободку Караш, что имело место между 6 марта 1390 года и 13 февраля 1392 года [В.А. Кучкин. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М. 1984. Стр. 273-274], в числе митрополичьих бояр, совершавших сделку, фигурирует "чернец Андрей Ослебятя" [АФЗХ, 14. Стр. 24]. Однако, как уже было сказано, монашество несовместимо с боярством. Т.о. Андрей -- мирское имя Осляби. Превращение же его в "чернеца Андрея Ослебятю" объясняется тем, что грамота 1483 г. дошла до нас в составе Копийной книги актов на земельные владения московского Митрополичьего Дома, сама при этом являясь копией первоначальной грамоты. Очевидно, после пострига Андрея Осляби на полях против его имени была сделана помета "чернец", попавшая при последующих копированиях в основной текст. Такого рода интерполяция глосс обычное явление для древнерусской письменности [Никитин, 19].
Между прочим, в Воскресенской летописи [ПСРЛ т. 8] под 1425 г. в числе митрополичьих бояр упоминается ещё и Акинф Ослебятев, очевидно, второй сын Андрея Осляби. Он же фигурирует в 1391 г. в Уставной грамоте Владимирскому Царевоконстантиновскому монастырю [АФЗХ, 14. Стр. 179-180].
На не слишком достоверных данных базируется и предание о захоронении братьев в Старом Симонове, восходящее к одному рукописному месяцеслову XVII века, где сказано, что оба инока похоронены "у церкви деревянныя Рождества", заменённой в 1509 г. каменной. Карамзин в "Истории государства Российского" [т. 5, прим. 82] пишет: "В приходской церкви Рождества Богоматери, разбирая колокольню сей церкви, называемой Старым Симоновым [...], в царствование Екатерины II нашли древнюю гробницу под камнем, на коем были вырезаны имена Осляби и Пересвета: ныне она стоит в трапезе, а камень закладен в стене". С другой стороны Н.М. Снегирёв [Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества. Тетрадь пятая. М. 1848. Стр. 35] сообщает, что "в царствование Анны Иоанновны, при разобрании старой колокольни и при копании рвов для новой каменной трапезы, открыт был кирпичный склеп, покрытый надгробными камнями без надписей, длиной 1 аршин 14 вершков. Когда сняты были сии камни, тогда увидели через отверстие гробы духовных витязей". Трудно решить, кому следует больше доверять. Мне представляется более соответствующим действительности сообщение Снегирёва. По его словам надгробные плиты не имели надписей, к тому же кирпич по археологическим данным начал широко применяться в московском строительстве только со второй половины XV века [В.Л. Егоров. Пересвет и Ослябя. Вопросы истории, 1985, № 9]. Как бы то ни было, в связи с тем, что Андрей Ослябя не погиб в Куликовской битве, это захоронение в лучшем случае могло принадлежать Пересвету и его племяннику Якову Ослебятину, которых позднейшая традиция сделала монахами, или, скорее, двум безымянным инокам, которых позднейшая традиция почему-то отождествила с Пересветом и Ослябей...
Остаётся выяснить, каким образом имена Пересвета и Осляби оказались связаны с Троице-Сергиевой лаврой. Здесь можно воспользоваться гипотезой А.Л. Никитина [19], обратившего внимание на то, что в располагавшемся неподалёку от г. Скопина Рязанской области (в 40 км. от Куликова поля) Дмитриевском Ряжском монастыре в качестве местночтимой реликвии хранился костыль из яблоневого дерева, с которым, согласно монастырскому преданию, на это место к Дмитрию Донскому пришёл Александр Пересвет с "грамоткой" и просфорой от Сергия Радонежского. Отсюда вместе с войском он отправился на Куликово поле, оставив ненужный более костыль у некоего отшельника, жившего на горе Дмитриевке (название позднейшее). Позднее в память о полученном здесь благословении Преподобного великий князь Дмитрий основал на этом месте монастырь с двумя храмами -- во имя великомученика Дмитрия Солунского (своего небесного покровителя) и преподобного Сергия Радонежского [И. Добролюбов. Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии, ныне существующих и упразднённых, со списками их настоятелей за XVII, XVIII и XIX ст. и библиографическими указаниями. Рязань. 1885, том 2, стр. 242]. Ныне этот костыль хранится в Особой кладовой Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника под № 3888. Разумеется, это не дорожный посох, который не был нужен историческому Пересвету, ехавшему верхом, а костыль для раненого, возможно, и в Куликовской битве. Однако, само существование такого предания позволяет поставить вопрос о пути войск Дмитрия Донского на Куликово поле (об этом подробнее в следующем разделе) и отождествить упоминаемого Сказанием и Пространной летописной повестью посланца Сергия Радонежского, пришедшего к великому князю Дмитрию незадолго до битвы, с Александром Пересветом, ехавшим на соединение с действующей армией из Переяславля Залесского как раз мимо Троице-Сергиевого монастыря (московско-переяславская дорога уже в 1350-60 гг. проходила под стенами Троицкой обители [С.З. Чернов. Исторический ландшафт древнего Радонежа. Происхождение и семантика. В книге: Памятники культуры. Новые открытия 1988 г. М. 1989]), который мог посетить по дороге, и где преподобный Сергий мог поручить ему передать своё послание великому князю. Это тем более вероятно, что именно к 5-6 сентября 1380 г. Пространная летописная повесть и Сказание приурочивают остановку русских войск, во время которой к ним присоединяются отряды братьев Ольгердовичей, в составе одного из которых (а именно в отряде Дмитрия Брянского) и должны были находиться Пересвет и Ослябя.
Вполне вероятно, что Пересвет и Ослябя, изображённые в "Задонщине" богатырями, чем-то отличились в сражении, что могло запомниться современникам и сохраниться в памяти потомков. Параллельное существование предания о том, что именно Пересвет принёс Дмитрию Ивановичу "благословенную грамоту" Сергия Радонежского, привело к тому, что его, а заодно и его брата Ослябю, стали считать троицкими монахами, что вполне логично: кого же ещё мог послать игумен с таким поручением? Этот этап сложения легенды зафиксирован "Задонщиной". А уже на рубеже XV-XVI веков, если не прямо под пером автора "Сказания о Мамаевом побоище", эпический герой обрёл и эпического противника. В этом можно убедиться, обратившись к именам "печенега" в позднейших редакциях Сказания: Темир-мурза -- двойник Темир-Аксака (Тамерлана), Таврул -- двойник захваченного под стенами Киева татарина из войска Батыя [Ипатьевская летопись под 1240 г.], Челубей -- двойник Челяби-эмира (сына султана Мурада I), взявшего в 1393 г. Тырново -- столицу Второго Болгарского царства. Все три имени противника "инока Пересвета" принадлежат "врагам рода христианского", против которых в его лице выступают Московский великий князь и русская православная Церковь!